.фарфоровая куколка Жан-Поля Готье тоже может чувствовать боль © .come and rock me Amadeus! ©
Название: Осень на Манхеттене: маленькая принцесса.
Автор: Jasmine Yuu ( the english whore)
Бета: я + Word
Фэндом: USA pop-stars
Пэринг: Lady GaGa/Alik
Жанр: POV Lady GaGa, drama, RPF*, Get, ОС
Рейтинг: PG-15, R**
Саммари: «Ты будешь плакать и звать маму, а Кто-то будет смеяться сухим смехом у тебя над ухом, до боли сжимать тонкие запястья и тащить следом за собой, в эту серую и холодную воду, льющую с неба».
Размер: midi
Статус: закончен
Дисклаймер: Гага принадлежит сама себе и все совпадения – случайны.
Примечания: * - только в виду наличия главной героини; **Warring!: ненормативная лексика имеет место быть!
От автора: фантазия по части Гаги и её прошлого имеет место быть; размещение только с моего разрешения; если необходима связь со мной? – U-mail.
читать дальшеЧасть первая.
«Мерзкая, дрянная девчонка!» и глухой стук кубиков льда в бокале с виски.
Так начинается каждый наш вечер, где есть я и он. В этой комнате, пропитанной сладким запахом духов, утопающей в янтарном свете бра, с клубами дыма, танцующего в воздухе.
«Я ненавижу тебя. Презираю. Никчёмная пустышка!» и резкий скрежет колец на карнизе, задёрнутые тяжёлые шторы, скрывающие холодные стёкла окна. На улице протяжно воет полицейская сирена, а он ходит кругами по комнате, добавляя ещё виски в бокал. Это наш обычный вечер, я уже говорила?
Кстати, если вам интересно, а вам по определению должно быть любопытно, кто этот тип. Да-да, тот самый, в драных джинсах, с тёмным ёжиком жёстких волос на голове и в расстёгнутой рубашке, что сейчас стоит напротив меня, до белых костяшек сжимая стекло бокала. Его зовут Алик и он считает себя идеалом во всём. Нет, в сущности, он, может, и не плохой парень, но лишь в те моменты, когда нас разделяют, если не тысячи или сотни тысяч километров, то хотя бы километровые телефонные провода.
Я не стану говорить вам о том, что мы знакомы каких-то полгода и не буду вдаваться в подробности его жизни. В конце концов, Алик никак не является тем, о ком хотя бы стоит сказать пару слов – «родился, женился, умер». Я лишь сочту своим долгом сообщить, что он считает, что в этой жизни ему можно всё, что именно эта самая жизнь что-то должна ему. Впрочем, как и все люди, что встречаются на его пути. И я в том числе. Глупая ирония судьбы, не так ли?
«Стефани! Будь добра, хотя бы посмотри на меня, когда я разговариваю с тобой!». Голос у Алика громкий, надрывный и вызывает внутри меня неконтролируемое раздражение. Оно медленно зарождается где-то в области солнечного сплетения и ползёт к горлу, обвивая склизкими щупальцами и давит, давит, что не продохнуть. Алик, к его великому сожалению, прекрасно знает об этом, и злиться ещё больше.
- Я повторяю в сто первый раз – не смей меня так называть.
Мои случайные знакомые, кому волею судеб доводилось становиться свидетелями наших разборок с Аликом, недоумевают, как я могу так спокойно отвечать ему, особенно в моменты, когда этот славный парень выливает на меня очередной ушанок грязи и колких словечек. Обычно, на подобные вопросы я лишь пожимаю плечами, улыбаясь и говоря, что это - результат долгих и упорных тренировок.
Не многие знают, что ещё полгода назад эти скандалы, причинами коих могло стать всё, что угодно: начиная от магнитных бурь и заканчивая неожиданными фотографиями в мировой паутине – заканчивались битьём бутылок, липким полом на кухне и в коридоре и горящей кожей его щёк и моих ладоней. Но постепенно я просто начала замечать, что всё это – пустая трата времени. Я трачу на него свои силы и срываю голос, а он на утро смеётся мне в лицо. И в один из дней я на себе проверила действенный способ – «досчитай до десяти, сделай пять глубоких вдохов и улыбнись обидчику», это наносит куда более сокрушительный удар, чем ответные слова и щедро раздаваемые пощёчины. Постепенно этот способ вошёл в привычку, а Алик мучался мигренью, крича, что от моего молчания у него раскалывается голова и, в сущности, одна я виновата не только в его расшатанных нервах, но и в глобальном потеплении.
- Ой, вы посмотрите! А кто у нас тут заговорил?! Ой, да надо же! Какая неожиданность! И к чему же такая честь, Дива? Неужто, Вы решили снизойти со своего Олимпа к нам, простым смертным, и осчастливить нас своим божественным голоском!?
Сейчас у Алика блестят глаза, и в эту же минуту на пол летит первый бокал из-под виски. Подтаявшие кубики льда рассыпаются по ковру, и один из них беззвучно ударяется о ножку моего кресла, а на полу, на светло-бежевом ковре появляются тёмные пятнышки от недопитого виски. И я устало подмечаю, что в сотый раз вызывать на дом тех, кто станет выводить эти пятна – просто бессмысленно. Проще, знаете, купить новый ковёр, а ещё проще – не пускать Алика к спиртному, впрочем, и к себе домой тоже. Но это уже заоблачные мечтания.
- Как мне хочется, так я и буду звать тебя, дрянь! Слышишь?! Ты слышишь меня?!
Закинув ногу на ногу, меланхолично перекатываю во рту мятный шарик жвачки, следя, как Алик наяривает круги по комнате. В коридоре часы бьют одиннадцать ударов, а это значит, что кому-то пора уходить домой. Только вот этот «кто-то», в очередной раз, считает иначе.
Вам, пожалуй, должно быть интересно, почему я вообще пускаю этого человека к себе в квартиру? Всё просто, проще, чем дважды два – я его не пускаю, он приходит сам.
По глупости, пару месяцев назад, поддавшись на бесконечные алые розы под дверью, дорогие украшения и вечера в ресторанах, я сделала дубликат ключей, и теперь Алик этим пользуется. Конечно, можно было бы сменить замки, но что мне это даст? Он знает все мои явки и пароли, номера телефонов, маршруты такси и где я провожу свободное время – найти меня не проблема, а, зная взрывоопасный характер Алика, я не хочу рисковать.
Устало потерев виски, поднимаюсь к кресла и, подойдя к окну, цепляю край занавески, выглядывая на улицу. Там темно и, кажется, начинается дождь. Осень на Манхэттене – очень грустное зрелище, особенно такими вечерами.
- Тебе домой пора.
И, правда: медленно, но упорно дождевые капли врезаются в холодное стекло окна, сползая куда-то вниз, сплетаясь между собой. Каплям плевать на то, что сейчас творится в этой квартире, и вдвойне плевать на то, что происходит в моей душе.
Я вижу, вы – удивлены. Сказать по правде, я сама в растерянности, ведь я ожидала град слов себе в спину, но получила сейчас лишь давящую на виски тишину. Одно из двух: либо Алик не может выбрать, по какому пути стоит следовать сейчас, либо он смирился. Каждый из вас сейчас понимает не хуже, чем я сама, что смириться этот славный парень не мог, а, значит, ещё не вечер.
Но я продолжаю стоять у окна, вглядываясь в темноту улицы; часы в коридоре продолжают отсчитывать секунды; а Алик продолжает молчать. Если он решил перенять мою тактику – мои нервы крепки, я выдержу. Но если он что-то задумал, боюсь, моей смекалки и моих способностей не хватит, чтоб в одночасье понять, что именно.
- Ты меня гонишь?
О, слава Богу, немые заговорили! А ведь я уже, честно говоря, почти потеряла надежду.
Дождь усиливается, и мне кажется, что вся эта сырость сейчас просачивается в комнату, и виной тому – я сама и тонкая щель между тяжёлыми шторами.
Знаете, когда я была маленькая, я очень боялась оставаться одна во время дождя. Нормальные дети бояться грозы, а я боялась вот такого тихого, скребущего по стёклам дождя. Мне всегда чудилось, что среди дождевых нитей прячется Кто-то. Тот, Кто крадёт детские сны, заменяя их кошмарами, где непременно погибает мать. Тот, Кто холодными руками сжимает твоё тело в темноте квартиры, когда ты выходишь из комнаты, чтоб дойти до кухни и попить воды. Тот, Кто следит за тобой, и в один прекрасный день, когда ты будешь одна в квартире играть с новой куклой – ворвётся в комнату и утащит тебя в эти дождевые нити. Ты будешь плакать и звать маму, а Кто-то будет смеяться сухим смехом у тебя над ухом, до боли сжимать тонкие запястья и тащить следом за собой, в эту серую и холодную воду, льющую с неба.
Сейчас дождь усиливается. Сейчас Алик стоит у меня за спиной, прожигая затылок взглядом. Сейчас мне становится вновь страшно, как в детстве.
- Да. Гоню. Прочь пошёл.
Вложенная холодность в голос – это лишь прикрытие, бегство. Как и гордость на грани с глупостью. Я гоню того, кто мог бы спасти меня сегодня, кто не оставил бы меня и не дал бы вновь леденящему страху сковать сердце.
Но разве я когда-нибудь отступала от своей линии поведения? Или… разве когда-нибудь я показывала свою слабость? Вы знаете, я перестала плакать в семь лет. Мама тогда сказала, что я – совсем взрослая девочка, а взрослые девочки не плачут, поэтому я молодец. Я тогда рассмеялась, сидя за завтраком и опаздывая в школу, и клятвенно пообещала, что больше плакать не буду. Папа сказал, что гордится мной, и отвёз в школу. И именно в тот день девочки с моего класса решили в очередной раз намекнуть мне, что я тут, мягко говоря, не к месту. Со всей жестокостью, которая присуща только детям.
Я сбежала с урока, заперлась в кабинке туалета и в отчаянье кусала губы. За окном были серые тучи, мне было страшно и хотелось разреветься. В голос, чтоб меня пожалели, отвели к маме, и я могла бы уткнуться ей в живот и говорить о том, какие плохие девочки у меня в классе. Но ведь я пообещала, понимаете?! Пообещала больше не плакать!
- Как собаку дворовою, Стеф. Сука ты всё-таки. Бесчувственная сука.
Алик уходит. Я слышу, как неуверенно он ступает по ковру комнаты, как кидает в сумку свои сигареты, как выходит в коридор и включает свет.
- Не. Называй. Меня. Так.
Бросаю ему вслед, а он усмехается, стоя в коридоре. И я буквально вижу его тонкие губы, растянутые в издевательскую усмешку, как щурятся его тёмные глаза.
- Ах, простите, Леди Гага, я постоянно забываю, что мне до Вас не дотянуться! Не надоело самой-то перед собой маски носить?!
Это смахивает на неинтересную, затянувшуюся игру в пятнашки. Только по иным правилам: Алик выводит меня из себя, но я не покажу ему этого. Алик злится, я - улыбаюсь. Алик сбивает костяшки о дверной косяк, я – улыбаюсь. Алик кричит мне, что я дешёвая шлюха и хлопает дверью, я – улыбаюсь. Счёт вновь один ноль в мою пользу. Но сейчас я почти уверена, что это ненадолго.
Минутная стрелка на часах в коридоре приближается к половине двенадцатого ночи, и мне кажется, что я устала на века вперёд.
Вы знаете… нет, вы видите, как квартира сама собой начинает оживать? Меняет свои очертания, а из тёмных углов комнат ползут тонкие, пока что почти прозрачные тени. Тени тянутся ко мне, сплетаясь в какой-то дикий клубок у меня под ногами и чувство, что сквозь шёпот дождя я слышу их дыхание. Но разве тени могут дышать?
Бывшие кубики льда в тепле комнаты превратились в мутные пятна на ковре, и без сожаления на это нельзя смотреть.
Я плотно задёргиваю шторы, резко обернувшись в пустоту комнаты. Но, кажется, я опоздала… Серость, сырость, весь этот дождевой поток уже здесь и, кажется, что Кто-то уже тоже – здесь, среди нечётких теней, прячется за спинкой дивана, шлёпает босыми грязными ногами по вычищенному до блеска полу зала, бьёт посуду на кухне и смеётся, сидя на кровати в спальне. Этот Кто-то – он везде. В секундной стрелке часов, в складках занавесок, в моём дыхании.
Мне необходимо выпить. Конька или водки – это не имеет никакого значения. Значим лишь дождь за окном, скребущий по карнизу, и недостаток кислорода в лёгких. Там слово вакуум, и я не знаю, чем его заполнять.
Три кубика льда в чистый бокал и три пальца виски – мне почти есть, чем дышать.
Никто из вас, даже самые близкие мне, не догадывается о том, какими могут быть долгими ночи, какой холодной и большой может быть квартира для меня одной. Глянцевые журналы на диване, мягкий плед и белый, пронизывающий свет в коридоре, зале, кухне. Давящие стены, блестящие украшения на столике у зеркала, накрахмаленные полотенца в ванной и яркие тени на веках. Моё отражение в ровной зеркальной глади, совершенство запахов, которыми пропитана кожа и ещё три пальца виски в бокал к подтаявшему льду.
Мой менеджер говорит, что я – умница. Моя мама называет меня своей маленькой принцессой, которой повезло найти свою сказку. Алик зовёт меня сукой, а жёлтая пресса пишет скандалы, выдавленные из пальца по капле. Наверное, мне просто пора повзрослеть.
Мобильный телефон вибрирует на столе, приветливо мигая огоньком, а интерес превыше принципов.
«Ты не передумала?» - коротко, без иных слов.
Знаете, а ведь я уже даже не помню, когда этот человек последний раз говорил, что любит меня. Полгода назад я слышала об этом каждый день, и мне стало скучно. Он это понял, но не учёл одного – непостоянство это такая же нормальная для меня вещь, как свежесваренный кофе по утрам в постель.
Если бы Алик задал мне этот вопрос в лицо, я бы молча указала ему на дверь. Поэтому сейчас я медленно закрываю крышку телефона, пряча его за подушками на диване. Может быть, это не самое верное решение, но моё упрямство – отличительная черта характера.
Алкоголь с дождём ведёт неравную борьбу, в которой, увы, проигрывает первый. Виски заканчивается слишком быстро, а дождевые капли лишь учащаются, становясь тяжёлыми, и гулко бьют по карнизу.
Мама, мамочка, я хочу домой. Ведь я в сущности всё та же маленькая девочка, которая обещала тебе не плакать, но не сдержала своего обещания. Мама, мамочка, твоя дочка, твоя маленькая принцесса – обманщица и дрянная девчонка со вкусом соли на губах. Мама, мамочка, я хочу домой…
И пока над Манхэттеном густые тучи, пока город теряется в сером дожде, у меня над ухом дышит Тот, Кто приходит в такие ночи. И, может быть, мы сможем подружиться с ним, как только на дне бутылки из толстого стекла не останется ни капли.
Так тихо, что хочется петь. И завтра я поменяю замки в свою квартиру. Может быть.
Улыбнись, Стефани! Улыбнись своему отражению с серыми дорожками туши по щекам. Сядь поудобнее на мягком ковре, забрызганным виски, протяни руку, дотронься до зеркала и улыбнись. В жизни может быть что-то страшнее, чем Тот, Кто приходит с дождём. Ведь ты всё равно – маленькая принцесса в своём ярком королевстве, любимая и единственная.
Я включаю свет во всей квартире, я растираю косметику по лицу, путаюсь пальцами в волосах и улыбаюсь. Ведь даже у хороших девочек могут быть свои секреты и тайны, и совершенно не важно, что в моменты их создания хорошие девочки становились обманщицами.
За окном протяжно воет полицейская сирена, и кубики льда плавятся в пустом бокале на краю стола.
Часть вторая.
- Ставки сделаны. Ставок больше нет!
Энди, так зовут моего менеджера, трагично морщит лоб, следя за ловкими движениями рук крупье. Энди заранее знает, что последняя его ставка – проигрышна на все сто процентов, но он на столько упрям, что пытается доказать Фортуне, а заодно и всем окружающим, что даже при таком раскладе игры можно выйти победителем.
Вообще-то Энди очень неплохой парень. Общительный и в меру тактичный, а ещё, вы знаете, он очень удачно всегда спасает положение. У Энди есть черта – сглаживать все неприятности, находя к людям такой подход, что выйти сухим из воды – возможно. Наверное, за это я и люблю этого человека. А ещё, по совместительству или волею судеб, Энди мой хороший советчик и близкий друг. Близкий на столько, на сколько могут быть близкими друзьями мужчина и женщина не доводя дело до постели. Ведь всем известно, что дружба между мужчиной и женщиной перестаёт существовать, как только наступает ночь. Но, поверьте, просто поверьте мне на слово, это – не наш случай.
Знали бы вы только, сколько раз именно Энди выслушивал мои причитания и всхлипы в телефонную трубку в тёмные осенние вечера или «отрезвлял» в те моменты, когда стоило бы заткнуть рот! Бесчисленное количество раз.
И, пожалуй, именно статус друга заставляет меня сейчас сидеть тут, в прокуренном и душном зале казино, скучающе наблюдая за всеми игроками, чопорными и надменными, считающими себя королями мира хотя бы в стенах игорного дома. За всем рабочим, обслуживающим персоналом, за этими молодыми, подтянутыми парнями за игральными столами, за девушками, разносящими напитки и закуски, с точностью помнящими каждого посетителя, за суровыми на вид, но добрыми внутри, как это принято, охранниками на входе в казино.
В конце концов, лучше я проведу вечер здесь, наблюдая, как Энди методично спускает все свои наличные на рулетку, чем буду дикой кошкой метаться в четырёх стенах, поминутно выглядывая в окно, всматриваясь то в темнеющее небо, плотно затянутое тучами, то изучая взглядом слабо освещённую улицу, со страхом ожидая, что из-за поворота покажется знакомая фигура.
А вы знаете, ведь после того вечера, пропитанного виски и грязными словами, Алик больше не появлялся. Прошла уже неделя, а от него ни звонка, ни слова. В глубине души я радуюсь этому как ребёнок, но эта радость меркнет на фоне задетой гордости, рядом с негодующей самооценкой, которую, кажется, опустили с головой в грязную лужу.
- Десять красное. Мои поздравления, сэр.
Крупье жмёт руку, но не Энди. Это такой ожидаемый финал, что мне вновь становится тошно от всего происходящего.
Уже неделю, сама того не признавая, я откровенно жду телефонного звонка. И каждый раз бросаюсь к аппарату, словно он – моё последнее спасение в этом грешном мире. Если бы Алик позвонил, если бы он появился на пороге моей квартиры, он непременно бы получил мало приятный ответ или был бы выгнан прочь с клятвенным обещанием вызвать полицию, если он ещё раз сунется не на свою территорию. Только вот… только вот я бы никогда в жизни обещанную полицию не вызвала бы, ровно так же, как не поменяла номер телефона или замки входной двери.
Дурная привычка ждать чего-то, а потом воротить нос, притворно причитая, что мне это никогда и не было нужно.
Но Алик оказался умнее, чем я могла ожидать. Я была уверена, что он, с завидной настойчивостью и не менее завидным упорством, продолжит бегать за мной.
Ведь я же его принцесса, пусть и долбанная сука по совместительству! Ведь это же я его девочка, его милая девочка… которую он так часто называл шлюхой и которую так часто унижал…
И у меня просто не укладывается в голове, как он может жить своей ёбаной жизнью, когда в ней нет меня! Давайте, объясните мне это! Ведь, может быть, я слишком глупа, чтоб понять такие простые вещи как «жизнь Алика» и «жизнь Алика без меня».
Ещё в средней школе я неловко запиралась в своей комнате, исписывая страницы бумажного дневника дрожащим почерком, и проклинала про себя мальчика, который в тот момент гулял у меня под окнами с моей лучшей подругой. Хотя, конечно, статус лучшей подруги обнулялся в такие моменты сразу и без права восстановления. Я злилась на весь мир, а мама за ужином говорила мне, что я слишком жестоко поступаю со своими молодыми ухажёрами, и мне будет тяжело в жизни. Ах, мамочка, если бы ты только знала, что ты напророчила своей любимой дочке! Если бы ты только знала…
Энди подходит, какой-то неуверенной походкой, и так же неуверенно закуривает свои крепки сигареты с тяжёлым запахом каких-то тропических фруктов. Он садится рядом со мной, безынициативно глядя перед собой. Жалкое зрелище, очень жалкое.
Перекидываю ногу на ногу, чуть раздражённо постукивая ногтями по своему колену, и кошусь на него. В такой ситуации людям принято что-то говорить, подбадривать их хотя бы, но у меня слова не идут, а тащить их силком мне совершенно не хочется. Вот так мы и сидим: Энди курит свои сигареты, отказываясь от предложения милой официантки принести что-нибудь выпить, я – притаптываю каблуками мягкий красный ворс ковра, кусая губы и следя за ловкими руками крупье за столиком, за которым чуть ранее Энди спустил свой месячный заработок.
Если бы я не была такой гордой, то, наверное, уже бы сама позвонила Алику, попросила его приехать или назначила бы встречу в ближайшем кафе. Он бы обязательно приехал или пришёл, как когда-то принеся с собой букет алых роз, я бы улыбнулась ему, бросив короткое «прости» и всё бы встало на круги своя. Вечерами он бы срывался на мне, я бы молча улыбалась, а ночами бы он оставался у меня и я бы теряла голову от его жаркого шёпота, от слов про любовь и от настойчивых поцелуев, от которых непременно перехватывает дыхание и дрожат кончики пальцев.
Но я никогда не сделаю этого. Я – женщина, а женщина не должна сама делать первый шаг. В конце концов, моей вины здесь нет. Он сам выбрал этот путь… Но всё-таки, как же… как же он может спокойно жить, когда он занимает двадцать процентов моих мыслей каждый день?!
- Пойдём, Стеф, я вызову такси…
Энди неожиданно поднимается с дивана, нервно туша окурок. Он раздражён и по лицу заметно всё негодование от сегодняшнего вечера. Я почти на сто процентов уверена, что окажись он дома, он накачает своё тело бурбоном или травкой и до утра будет кричать в окно, в темноту дремлющего Нью-Йорка о том, что все вокруг козлы.
Наверное, сейчас вам интересно, почему с моей стороны нет никакой реакции на это броское «Стеф» в мой адрес? Я честно отвечу – я не знаю. В обычных ситуациях я стараюсь забыть то, как же меня зовут на самом деле и заставить забыть об этом всех окружающих людей. Но сегодня ситуация совсем необычна. Хотя бы потому, что сам Энди крайне редко позволяет себе так обращаться ко мне. И внутренне я ощущаю, я почти понимаю наверняка, что не время сейчас отдёргивать дорогого менеджера.
Мы выходим на улицу, Энди вызывает такси, я поправляю меховой ворот куртки, щурясь от яркого неонового света огней. После душного помещения, даже воздух Нью-Йорка, пропитанный смогом, кажется свежим.
Пожалуй, не стоит вам говорить, что Нью-Йорк это ни разу не золотая мечта, к осуществлению которой должен стремиться каждый. Вы и так сами об этом знаете прекрасно. Но уж лучше я подумаю о грязном асфальте, вечных пробках на дорогах и серых линиях проводов, разрезающих небо, чем уже сейчас мысленно окажусь в пустой и холодной квартире.
После одиннадцати вечера Нью-Йорк дышит через раз. Город подмигивает прохожим своими неоновыми вывесками и дышит, дышит через раз…
Машины вяло ползут по центру, ослепляя дальним светом фар, и гулко сигналят на светофорах. Пешеходы похожи на чёрных муравьёв: они сбегают вниз, в подземку по ступеням, вприпрыжку, спеша домой, или выбегают из метро и жмутся у наземных переходов, взглядом подгоняя ленивые цвета на светофорах. Прохожие суетливо смотрят на часы, орут о чём-то в свои навороченные мобильные телефоны или пугливо прячут руки в карманах пальто и курток, подняв вороты и смотря себе под ноги.
Откуда-то с неба капает неприятная морось, от которой у меня леденеют пальцы. Только бы ночью не было дождя…
Мрачный, скучный город. Нью-Йорк прячется за яркими лучами, цветными подсветками, вереницами дорогих бутиков и за отполированными поверхностями стёкол витрин. Таким образом город старается скрыть грязь водосточных труб, крыс, что роются в каждой помойке в тёмных дворах, бездомных и нищих, скитающихся по улицам и оставляющих после себя невидимые следы на асфальте, убийц и наркоманов, дешёвых шлюх и привокзальных собак, что больше похожи на озверевших в конец диких волков. Нью-Йорк блещет единицами ярких звёздочек и звёзд, свет которых так часто теряется за всей этой совсем не праздничной мишурой.
И одной из таких звёзд пришлось стать мне. Но ведь звезда Манхэттена, маленькая принцесса своего персонального сказочного мира – это звучит… гордо?
Энди садится следом за мной в подошедшее такси, механически называя адрес моего дома, и вновь смотрит в одну точку. Он крепко сцепляет пальцы в замок, и кажется, что даже не дышит.
А эта гадкая морось бьёт по стёклам машины, размывая картинку за окном, и я просто теряюсь во времени и пространстве. На утро запланировано очередное интервью, на вечер – очередной приём где-то там, я даже не помню названия места и уж тем более причину его проведения.
Любая нормальная девчонка позавидовала бы такой жизни. И каждый второй человек на планете радовался бы, имея людей, которые за тебя решат, как и где тебе провести следующий день, чем или кем скрасить грядущий вечер. Я не устала от этого, но вся такая жизнь начинает вызывать во мне стойкое чувство отвращения к действительности. Я свободна, но так часто не ощущаю этой свободы. Я счастлива, но столь часто я не чувствую крыльев за спиной.
- Алик не звонил?
Морось за окном всё чётче приобретает очертания мелкого, холодного дождя, а прохожие на мокрых улицах под своими огромными зонтами похожи на грибы-переростки. Почему каждая осень так похожа на предыдущую?
- Что? Этот сукин сын?! – Я смеюсь, а таксист морщится, смотря в зеркало заднего вида, пока машина стоит на светофоре. В его глазах я успеваю уловить нотки удивления напополам с заинтересованностью. Но это вновь так скучно…
- Прости, я забыл, что ты его теперь так зовёшь. – Энди безрадостно усмехается и всё-таки делает мне одолжение – поднимает взгляд, как-то очень пристально вглядываясь в моё лицо.
- Прощаю. На первый раз.
Мне не хочется отвечать на его вопрос. Мне не хочется отдавать ещё один процент мыслей этому ублюдку, который, кажется, так и не понял, какое сокровище он потерял.
- Ну?
- Нет. И, знаешь, я вот что тебе скажу – срать я хотела на этого мудака. Понимаешь? С-Р-А-Т-Ь!
- Ох, Стефани… - Энди морщиться, приглаживая свои светлые волосы, и откидывается на спинку сидения, смотря за окно. – Ты пойми, дурёха, ты сейчас сама себе врёшь…
- Не называй меня так. – Ответ звучит почти как мантра, табу. И это вызывает жидкий смешок со стороны менеджера.
- Ок. Гага, может быть, хватит вам играть в плохого мальчика и дрянную девчонку? Почему же… - он вздыхает и тише продолжает, - почему же вы не можете жить как нормальные люди?
- Наверное, потому, что мы – не нормальные? – Улыбаюсь, нервно теребя пуговицу на куртке.
Машина резко тормозит у моего дома, и я с опаской смотрю за окно. Темно и сыро, и где-то в этих тонких линиях дождевой воды прячется Кто-то. Он ещё мутный, невидимый, почти неощущаемый, но я знаю, что он где-то здесь, совсем рядом… Ещё секунда, минута, час и я буду слышать его дыхание…
- Ну что ж… До завтра?
Сейчас я удивлена больше, чем вы. Ведь я была уверена, что так просто Энди не закончит беседу. Ведь я почти ждала, что он скажет ещё что-то. Что-то такое, что могло бы на малую часть уничтожить мою гордость. Или же предложит проехаться до ближайшего клуба и с достоинством, на мои же деньги, отметить его крутое поражение в казино. Но Энди сейчас лишь мило улыбается мне, кивнув в сторону дома.
- До завтра. – Сухо отвечаю ему и, гордо выпрямив спину, выхожу под этот мелкий, противный, проникающий под тонкую кожу на запястьях, дождь.
Машина с визгом срывается с места, как только за мной хлопает дверь, и выбивает из-под колёс капли грязной воды с асфальта.
Гулкое эхо стука каблуков по асфальту. Мокрая чёлка и замёрзшие руки. Это всё, что сейчас есть у меня. Тонкие ключи, металлом жгущие ладони, растрёпанный ворс меха на вороте куртки и пустой, светлый подъезд дома. А Кто-то дышит за спиной, разгоняя по венам жгучий мороз. И нестерпимо кружится голова от собственной слабости. Но маленькая принцесса Манхэттена никогда не сдаётся. И уж тем более мыслям о такой скотине, как Алик. Вы… вы знали это?
А Нью-Йорк дышит, дышит через раз…
Часть третья.
- Что это?
- Счета.
- Я вижу. И что?
- Ты цифру видишь?!
- Пффф…
Энди сдавленно хихикает у меня за спиной, безынициативно забирая листы с цифрами.
Многие, нет, каждый второй считает, что я слишком легкомысленна. Хотя бы в том, что спускаю целые состояния на костюмы, шоу, декорации. Скажите, а вы тоже так считаете? Но… но ведь послушайте! Послушайте меня… Декорации, само шоу – это ведь моя визитная карточка. Всё должно быть идеально, продумано до мельчайших деталей и в соответствии с уровнем. А, как известно, с каждым разом планка становится всё выше и нельзя, ни в коем случае нельзя уступать. Костюмы, в свою очередь, визитная карточка моей личности. Так с какой стати я должна экономить на самой себе? Что? У вас нет новых доводов? Я так и знала.
Молоденькая девушка, заведующая финансовой частью организации, ходит передо мной маятником, что-то недовольно бурча себе под нос. Она приводит какие-то доводы, о чём-то говорит с очень серьёзным видом, но я почти не фокусирую на ней своё внимание. Мне просто не интересно всё это. Я уже сто раз слышала о том, что поступаю безрассудно. В сто первый вникать в это мне не хочется.
Энди чиркает зажигалкой у меня за спиной и по помещению тут же разливается тянущий запах тропических сигарет. Дым танцует, бликуя в холодном свете осеннего солнца, нещадно бьющего в идеально чистые стёкла офиса. Энди что-то отвечает девушке, но его я тоже слушаю в пол-уха, скользя взглядом по тяжёлой, тёмной ткани делового костюма на девушке. Ткань скрывает её фигуру на столько умело, что мне по-детски становится обидно.
Наверное, стоит вам рассказать, кто она такая. Её зовут Кристин и она всего лишь на полгода старше меня. Вы не поверите, но мы учились с ней в одной школе, в одном классе, чуть ли не за одной партой сидели. Со времён детства у меня язык не поворачивается назвать кого-то из школьной компании близким или просто хорошим другом. Кристин ни разу не исключение, просто она умненькая девочка, а со своими людьми работать приятнее.
Кристин никогда не стремилась работать в сфере шоу-бизнеса и уж тем более не претендовала на какую-то ведущую роль в обществе. Она на столько привыкла довольствоваться вторым планом с раннего детства, что иначе себя просто никогда и не видела. Взрослея в тени своей старшей сестры, она потихоньку создавала свой идеал мира, который, правда, изо дня в день я разрушаю с завидным успехом.
Нет, вы не подумайте только, что меня это забавит или мне хочется задеть лишний раз девушку. Это вовсе не так и получается неосознанно. Просто ценности у нас с ней разные, как и взгляды на мир и проблемы…
После окончания старшей школы, эта белокурая девушка со светлыми, чистыми голубыми глазами, которые всегда вызывали во мне нескрываемую зависть и не менее сильный восторг, волею случая продолжала идти по жизни рядом со мной. Если меня кто-нибудь спросит сейчас, как так получилось, я вряд ли смогу дать хоть более-менее вменяемый ответ. Просто каждый раз, когда мне была нужна помощь, а рядом не было никого, она поддерживала. Кристин появлялась словно по взмаху волшебной палочки и проводила сутки со мной. Учась на финансовой кафедре одного из Нью-йоркских университетов, постепенно она стала помогать мне разобраться в этих кучах счетов и пытаться хоть как-то планировать свою финансовую независимость. Девушка, всегда склонная к здравым решениям и ищущая альтернативу в любой сложной ситуации, очень удачно стала моей противоположностью. И Энди ни раз говорил, что без неё я бы уже стала банкротом. Что ж, может быть, он и прав, но сил и доводов у Кристин не хватает никогда. Поэтому я продолжаю оставаться неразумной девчонкой, привыкшей тратить деньги как мне самой того хочется, не думая о том, что получится в итоге.
- Стеф, ты нас вообще слышишь?
- Что? – Растерянно поднимаю взгляд, замечая на своих коленях тонкие полосочки бумаги.
Привычка, пришедшая из детства. Впадая в состояние задумчивости, я на подсознательном уровне нуждаюсь в том, чтоб руки были чем-то заняты. Поэтому не раз я, ругая саму себя, собирала по всей квартире порванные листы бумаги.
- Даже Энди меня поддерживает. – Кристин говорит таким тоном, смотря на меня сверху вниз, что я невольно понимаю – упустила что-то важное. И, судя по тому, как серьёзно смотрит на меня блондинка, нервно убирая за ухо волнистый светлый локон, повторять всё заново она не собирается.
- Мало ли, что Энди… И вообще… - Морщусь, поднимаясь с кресла и подходя с окну, чувствуя, как за мной наблюдают.
Сегодня день – не похожий на все прошлые.
Всю неделю шёл дождь, то мелкой рябью на стёклах, то обрушивался на промокший до нитки Нью-Йорк ледяной волной с солёным ветром с океана.
И все эти дни я терялась, добровольно терялась в этом дожде. Я запретила себе думать о ком-то, кроме себя.
Почти не спав ночами, на утро я чувствовала себя разбитой и пачками глотала обезболивающие. Энди злился, кусал ногти, но не мог ничего поделать, безропотно принося мне из аптеки новую порцию таблеток.
Этот затянувшийся дождь, эта серость вдоль улиц, домов, холодный ветер, развивающий полы пальто и до боли дёргающий пряди волос, ватное небо, грязный асфальт… мои мысли, горячий чай и задёрнутые зеркала в квартире, которая пропиталась запахом табака… всё это так похоже на опасную депрессию, которая только-только набирает обороты. Депрессия и Тот, Кто приходит с дождём, они – дышат. Я – нет.
А сегодня над Нью-Йорком – солнце и где-то в груди зарождается обманчивое ощущение, что всё будет хорошо.
- Ну что? Что вообще?!
Голос Кристин звенит под потолком, и я вздрагиваю от хлопка папок о стол.
Энди со вздохом фыркает себе под нос. Я знаю, ему – всё равно. Ему плевать, потрачу я сто баксов или целое состояние на своё шоу. Его основная забота - сделать так, чтоб я улыбалась. Основная забота Кристин – приложить все усилия, чтоб мы не стали банкротами.
Нет, я знаю, что шоу не окупаются. Я понимаю, я не на столько глупа, что поднимать цену на билеты просто нельзя, иначе всё пойдёт крахом. Но… не могу я! Слышите?! Не могу я выходить на пустую сцену! И не кричите мне в лицо, что я – утрирую! Это не так… Люди приходят не только для того, чтоб услышать мой голос или увидеть одну меня. Люди ждут красочного шоу, запоминающегося, чтоб о нём можно было говорить ещё неделю после завершения. А я… я не имею права обмануть их ожидания.
Принцессы не могут разочаровывать, лгать своим подданным. Иначе совсем скоро те, кто преданными глазами смотрел на тебя, из верных псов превратятся в озлобленных волков и первые перегрызут тебе горло. Я не хочу такой участи.
- Крис, разговор окончен.
Я вижу как дрожат её губы, как она одними глазами просит меня одуматься. Если бы несколько секунд назад я не вложила бы в короткую фразу всё своё упрямство… Но я не умею, вы же знаете, не умею отступать от принятых решений.
Робкий стук в дверь как будто бы разряжает обстановку в офисе, где воздух практически испускает электрические разряды, которые в свете солнца способны ослепить. Кристин пересекает комнату, услужливо приоткрывая дверь, как-то неуклюже отдёрнув полы пиджака. В дверь просовывается голова одного из работников этого громадного помещения, и сальная улыбочка на его губах вызывает у меня приступ отвращения и тошноты.
Резко оборачиваюсь обратно к окну и провожу по стеклу пальцами, едва касаясь гладкой поверхности.
Там, внизу – живёт город. Пульсирует, разливаясь машинным потоком в каменном лабиринте домов. Искрится цветными вывесками, говорит миллионами голосов и интонаций. Нью-Йорк купается в лучах солнца, и я с удивлением ловлю себя на мысли, что сейчас мне очень хочется в парк. Подальше от этого душного офиса, подальше от нервной Кристин, от Энди, что продолжает курить свои тяжёлые сигареты, подальше от самой себя.
- Леди, там Вас на пропускной спрашивают…
Сильный порыв ветра бросает в стекло обрывок газеты, который с секунду находится у меня перед глазами, и я почти жалею, что не успеваю прочитать текст на нём.
- Кто?
Белая вата облаков на лазурном небе становится гуще, тяжелея с каждой минутой.
- Не знаю. Молодой человек.
Реальность обманчивая. Ничерта не поменялось. И сегодня вновь будет дождь.
Мне хватает ровно секунды, чтоб понять, кто меня ждёт.
Как всегда до боли прямая спина и спрятанные руки в карманах куртки. Как всегда безупречно уложенные тёмные волосы и глаза с усмешкой, что следят за каждым моим шагом. И чем ближе я подхожу, тем отчётливее мне кажется, что во всём здании жизнь – остановилась, нет ни звуков, ни людей.
- Ле-е-еди-и-и. – С прищуром тянет Алик, улыбаясь как всегда безупрёчной улыбкой.
Именно таким я увидела его первый раз. И сейчас на меня разом сваливаются бурлящим потоком все воспоминания, чувства и мысли, что я так отчаянно пыталась скрыть осенним дождём.
- Если ты пришёл в очередной раз сказать мне о том, как я дрянь и стерва, прошу тебя – побереги моё и своё время. Я выучила уже наизусть все твои фразы и…
- Я скучал.
Он затыкает меня так некультурно, что я теряю дар речи. Он говорит сейчас то, чего я меньше всего ожидала, обезоруживая, выбивая одним ударом весь воздух из груди.
- Я скучал, слышишь?
Алик улыбается, протягивая ко мне руку. Такой желанный и такой свой. А земля как нарочно решает поменять ход своего движения, уходя у меня из-под ног.
- Пошёл к чёрту. – Слова рвутся с губ раньше, чем я успеваю понять, чего хочу на самом деле.
Я так часто прокручивала в голове тот момент, когда мы вновь встретимся с Аликом. Нет, ни разу я не сомневалась, что он объявиться вновь. Я так долго строила свой монолог, и представляла, как всё закончится… но вся эта подготовка сейчас летит под откос, и я словно забываю, что есть в мире иные слова, кроме «пошёл к чёрту» и «я тебя ненавижу».
Алик меняется в лице, его глаза вновь становятся чёрными, прожигающими насквозь.
Нет, мне не страшно. Я не боюсь этого человека, только сердце само собой начинает стучать чаще.
А за огромным окном холла щёлкают яркие вспышки фотоаппаратов.
- Стеф! Одумайся!
- Я сказала, пошёл к чёрту! И не называй меня так, ублюдок! Видеть тебя не могу и не желаю, ты понял?! Да кто ты вообще такой, чтоб я сейчас разговаривала с тобой, чтоб верила тебе?!
Звонкая пощёчина заставляет меня замолчать, ошарашено смотря на Алика. Он злиться, упрямо поджав губы, а я чувствую, как горит кожа на щеке и меня почти ослепляют вспышки фотоаппаратов за окном. Дурак, что же ты наделал?..
- Ты рехнулся?! Ты что себе позволяешь? Мразь! Ненавижу! Да будь ты проклят!
Мне хватает доли секунды, чтоб налететь на него, не отдавая себе отчёта в действиях. Он что-то кричит мне в ответ, он ловит мои руки, до боли сжимая запястья, а я всё слышу, как щёлкаю фотоаппараты. И каждая вспышка пронзает убийственным светом моё персональное королевство, уничтожая мою сказку.
Я кричу что-то ему в ответ, я уже сейчас знаю, что не вспомню ни слова через какой-нибудь час, но сейчас не имеет значения ничего, кроме моих ногтей, царапающих его кожу, кроме слёз, что так отчаянно обжигают глаза. И мне не хватает воздуха, я просто не могу сделать один лишний, короткий вдох.
Двое охранников подбегают к нам, как собак растаскивая по углам. Я вижу на лестнице Энди, который в ту же секунду бросается ко мне, а вспышки фотоаппаратов продолжают ослеплять.
Алика выводят из помещения, я успеваю заметить, как неуклюже он вытирает кровь с расцарапанной щеки. И всё как в замедленной съёмке, как в немом кино.
Энди подбегает ко мне уже тогда, когда я сижу на коленях на холодном каменном полу, закрываясь руками от назойливых взглядов прессы, до боли кусая губы, чувствуя, как меня всю трясёт. Энди что-то говорит, поднимая меня на ноги и держа как тряпичную куклу. У меня кружится голова и пересохло в горле. А маленькая девочка внутри меня надрывается от слёз, оглушённая этими вспышками и громом сводов рухнувшего королевства.
Энди обнимает меня, показывая фак в адрес прессы, и я утыкаюсь ему в шею, беззвучно всхлипывая. Маленькая принцесса Манхэттена вновь всего лишь глупая, слабая девочка, что не может совладать сама с собой.
А холодное осеннее солнце заливает холл, и небо словно смеётся надо мной, сгущая на горизонте тяжёлые облака. Даже у самой прекрасной сказки может быть слишком страшный конец, Стеф, запомни это…
09/01/2010 - 17/01/2010
Автор: Jasmine Yuu ( the english whore)
Бета: я + Word
Фэндом: USA pop-stars
Пэринг: Lady GaGa/Alik
Жанр: POV Lady GaGa, drama, RPF*, Get, ОС
Рейтинг: PG-15, R**
Саммари: «Ты будешь плакать и звать маму, а Кто-то будет смеяться сухим смехом у тебя над ухом, до боли сжимать тонкие запястья и тащить следом за собой, в эту серую и холодную воду, льющую с неба».
Размер: midi
Статус: закончен
Дисклаймер: Гага принадлежит сама себе и все совпадения – случайны.
Примечания: * - только в виду наличия главной героини; **Warring!: ненормативная лексика имеет место быть!
От автора: фантазия по части Гаги и её прошлого имеет место быть; размещение только с моего разрешения; если необходима связь со мной? – U-mail.
читать дальшеЧасть первая.
«Мерзкая, дрянная девчонка!» и глухой стук кубиков льда в бокале с виски.
Так начинается каждый наш вечер, где есть я и он. В этой комнате, пропитанной сладким запахом духов, утопающей в янтарном свете бра, с клубами дыма, танцующего в воздухе.
«Я ненавижу тебя. Презираю. Никчёмная пустышка!» и резкий скрежет колец на карнизе, задёрнутые тяжёлые шторы, скрывающие холодные стёкла окна. На улице протяжно воет полицейская сирена, а он ходит кругами по комнате, добавляя ещё виски в бокал. Это наш обычный вечер, я уже говорила?
Кстати, если вам интересно, а вам по определению должно быть любопытно, кто этот тип. Да-да, тот самый, в драных джинсах, с тёмным ёжиком жёстких волос на голове и в расстёгнутой рубашке, что сейчас стоит напротив меня, до белых костяшек сжимая стекло бокала. Его зовут Алик и он считает себя идеалом во всём. Нет, в сущности, он, может, и не плохой парень, но лишь в те моменты, когда нас разделяют, если не тысячи или сотни тысяч километров, то хотя бы километровые телефонные провода.
Я не стану говорить вам о том, что мы знакомы каких-то полгода и не буду вдаваться в подробности его жизни. В конце концов, Алик никак не является тем, о ком хотя бы стоит сказать пару слов – «родился, женился, умер». Я лишь сочту своим долгом сообщить, что он считает, что в этой жизни ему можно всё, что именно эта самая жизнь что-то должна ему. Впрочем, как и все люди, что встречаются на его пути. И я в том числе. Глупая ирония судьбы, не так ли?
«Стефани! Будь добра, хотя бы посмотри на меня, когда я разговариваю с тобой!». Голос у Алика громкий, надрывный и вызывает внутри меня неконтролируемое раздражение. Оно медленно зарождается где-то в области солнечного сплетения и ползёт к горлу, обвивая склизкими щупальцами и давит, давит, что не продохнуть. Алик, к его великому сожалению, прекрасно знает об этом, и злиться ещё больше.
- Я повторяю в сто первый раз – не смей меня так называть.
Мои случайные знакомые, кому волею судеб доводилось становиться свидетелями наших разборок с Аликом, недоумевают, как я могу так спокойно отвечать ему, особенно в моменты, когда этот славный парень выливает на меня очередной ушанок грязи и колких словечек. Обычно, на подобные вопросы я лишь пожимаю плечами, улыбаясь и говоря, что это - результат долгих и упорных тренировок.
Не многие знают, что ещё полгода назад эти скандалы, причинами коих могло стать всё, что угодно: начиная от магнитных бурь и заканчивая неожиданными фотографиями в мировой паутине – заканчивались битьём бутылок, липким полом на кухне и в коридоре и горящей кожей его щёк и моих ладоней. Но постепенно я просто начала замечать, что всё это – пустая трата времени. Я трачу на него свои силы и срываю голос, а он на утро смеётся мне в лицо. И в один из дней я на себе проверила действенный способ – «досчитай до десяти, сделай пять глубоких вдохов и улыбнись обидчику», это наносит куда более сокрушительный удар, чем ответные слова и щедро раздаваемые пощёчины. Постепенно этот способ вошёл в привычку, а Алик мучался мигренью, крича, что от моего молчания у него раскалывается голова и, в сущности, одна я виновата не только в его расшатанных нервах, но и в глобальном потеплении.
- Ой, вы посмотрите! А кто у нас тут заговорил?! Ой, да надо же! Какая неожиданность! И к чему же такая честь, Дива? Неужто, Вы решили снизойти со своего Олимпа к нам, простым смертным, и осчастливить нас своим божественным голоском!?
Сейчас у Алика блестят глаза, и в эту же минуту на пол летит первый бокал из-под виски. Подтаявшие кубики льда рассыпаются по ковру, и один из них беззвучно ударяется о ножку моего кресла, а на полу, на светло-бежевом ковре появляются тёмные пятнышки от недопитого виски. И я устало подмечаю, что в сотый раз вызывать на дом тех, кто станет выводить эти пятна – просто бессмысленно. Проще, знаете, купить новый ковёр, а ещё проще – не пускать Алика к спиртному, впрочем, и к себе домой тоже. Но это уже заоблачные мечтания.
- Как мне хочется, так я и буду звать тебя, дрянь! Слышишь?! Ты слышишь меня?!
Закинув ногу на ногу, меланхолично перекатываю во рту мятный шарик жвачки, следя, как Алик наяривает круги по комнате. В коридоре часы бьют одиннадцать ударов, а это значит, что кому-то пора уходить домой. Только вот этот «кто-то», в очередной раз, считает иначе.
Вам, пожалуй, должно быть интересно, почему я вообще пускаю этого человека к себе в квартиру? Всё просто, проще, чем дважды два – я его не пускаю, он приходит сам.
По глупости, пару месяцев назад, поддавшись на бесконечные алые розы под дверью, дорогие украшения и вечера в ресторанах, я сделала дубликат ключей, и теперь Алик этим пользуется. Конечно, можно было бы сменить замки, но что мне это даст? Он знает все мои явки и пароли, номера телефонов, маршруты такси и где я провожу свободное время – найти меня не проблема, а, зная взрывоопасный характер Алика, я не хочу рисковать.
Устало потерев виски, поднимаюсь к кресла и, подойдя к окну, цепляю край занавески, выглядывая на улицу. Там темно и, кажется, начинается дождь. Осень на Манхэттене – очень грустное зрелище, особенно такими вечерами.
- Тебе домой пора.
И, правда: медленно, но упорно дождевые капли врезаются в холодное стекло окна, сползая куда-то вниз, сплетаясь между собой. Каплям плевать на то, что сейчас творится в этой квартире, и вдвойне плевать на то, что происходит в моей душе.
Я вижу, вы – удивлены. Сказать по правде, я сама в растерянности, ведь я ожидала град слов себе в спину, но получила сейчас лишь давящую на виски тишину. Одно из двух: либо Алик не может выбрать, по какому пути стоит следовать сейчас, либо он смирился. Каждый из вас сейчас понимает не хуже, чем я сама, что смириться этот славный парень не мог, а, значит, ещё не вечер.
Но я продолжаю стоять у окна, вглядываясь в темноту улицы; часы в коридоре продолжают отсчитывать секунды; а Алик продолжает молчать. Если он решил перенять мою тактику – мои нервы крепки, я выдержу. Но если он что-то задумал, боюсь, моей смекалки и моих способностей не хватит, чтоб в одночасье понять, что именно.
- Ты меня гонишь?
О, слава Богу, немые заговорили! А ведь я уже, честно говоря, почти потеряла надежду.
Дождь усиливается, и мне кажется, что вся эта сырость сейчас просачивается в комнату, и виной тому – я сама и тонкая щель между тяжёлыми шторами.
Знаете, когда я была маленькая, я очень боялась оставаться одна во время дождя. Нормальные дети бояться грозы, а я боялась вот такого тихого, скребущего по стёклам дождя. Мне всегда чудилось, что среди дождевых нитей прячется Кто-то. Тот, Кто крадёт детские сны, заменяя их кошмарами, где непременно погибает мать. Тот, Кто холодными руками сжимает твоё тело в темноте квартиры, когда ты выходишь из комнаты, чтоб дойти до кухни и попить воды. Тот, Кто следит за тобой, и в один прекрасный день, когда ты будешь одна в квартире играть с новой куклой – ворвётся в комнату и утащит тебя в эти дождевые нити. Ты будешь плакать и звать маму, а Кто-то будет смеяться сухим смехом у тебя над ухом, до боли сжимать тонкие запястья и тащить следом за собой, в эту серую и холодную воду, льющую с неба.
Сейчас дождь усиливается. Сейчас Алик стоит у меня за спиной, прожигая затылок взглядом. Сейчас мне становится вновь страшно, как в детстве.
- Да. Гоню. Прочь пошёл.
Вложенная холодность в голос – это лишь прикрытие, бегство. Как и гордость на грани с глупостью. Я гоню того, кто мог бы спасти меня сегодня, кто не оставил бы меня и не дал бы вновь леденящему страху сковать сердце.
Но разве я когда-нибудь отступала от своей линии поведения? Или… разве когда-нибудь я показывала свою слабость? Вы знаете, я перестала плакать в семь лет. Мама тогда сказала, что я – совсем взрослая девочка, а взрослые девочки не плачут, поэтому я молодец. Я тогда рассмеялась, сидя за завтраком и опаздывая в школу, и клятвенно пообещала, что больше плакать не буду. Папа сказал, что гордится мной, и отвёз в школу. И именно в тот день девочки с моего класса решили в очередной раз намекнуть мне, что я тут, мягко говоря, не к месту. Со всей жестокостью, которая присуща только детям.
Я сбежала с урока, заперлась в кабинке туалета и в отчаянье кусала губы. За окном были серые тучи, мне было страшно и хотелось разреветься. В голос, чтоб меня пожалели, отвели к маме, и я могла бы уткнуться ей в живот и говорить о том, какие плохие девочки у меня в классе. Но ведь я пообещала, понимаете?! Пообещала больше не плакать!
- Как собаку дворовою, Стеф. Сука ты всё-таки. Бесчувственная сука.
Алик уходит. Я слышу, как неуверенно он ступает по ковру комнаты, как кидает в сумку свои сигареты, как выходит в коридор и включает свет.
- Не. Называй. Меня. Так.
Бросаю ему вслед, а он усмехается, стоя в коридоре. И я буквально вижу его тонкие губы, растянутые в издевательскую усмешку, как щурятся его тёмные глаза.
- Ах, простите, Леди Гага, я постоянно забываю, что мне до Вас не дотянуться! Не надоело самой-то перед собой маски носить?!
Это смахивает на неинтересную, затянувшуюся игру в пятнашки. Только по иным правилам: Алик выводит меня из себя, но я не покажу ему этого. Алик злится, я - улыбаюсь. Алик сбивает костяшки о дверной косяк, я – улыбаюсь. Алик кричит мне, что я дешёвая шлюха и хлопает дверью, я – улыбаюсь. Счёт вновь один ноль в мою пользу. Но сейчас я почти уверена, что это ненадолго.
Минутная стрелка на часах в коридоре приближается к половине двенадцатого ночи, и мне кажется, что я устала на века вперёд.
Вы знаете… нет, вы видите, как квартира сама собой начинает оживать? Меняет свои очертания, а из тёмных углов комнат ползут тонкие, пока что почти прозрачные тени. Тени тянутся ко мне, сплетаясь в какой-то дикий клубок у меня под ногами и чувство, что сквозь шёпот дождя я слышу их дыхание. Но разве тени могут дышать?
Бывшие кубики льда в тепле комнаты превратились в мутные пятна на ковре, и без сожаления на это нельзя смотреть.
Я плотно задёргиваю шторы, резко обернувшись в пустоту комнаты. Но, кажется, я опоздала… Серость, сырость, весь этот дождевой поток уже здесь и, кажется, что Кто-то уже тоже – здесь, среди нечётких теней, прячется за спинкой дивана, шлёпает босыми грязными ногами по вычищенному до блеска полу зала, бьёт посуду на кухне и смеётся, сидя на кровати в спальне. Этот Кто-то – он везде. В секундной стрелке часов, в складках занавесок, в моём дыхании.
Мне необходимо выпить. Конька или водки – это не имеет никакого значения. Значим лишь дождь за окном, скребущий по карнизу, и недостаток кислорода в лёгких. Там слово вакуум, и я не знаю, чем его заполнять.
Три кубика льда в чистый бокал и три пальца виски – мне почти есть, чем дышать.
Никто из вас, даже самые близкие мне, не догадывается о том, какими могут быть долгими ночи, какой холодной и большой может быть квартира для меня одной. Глянцевые журналы на диване, мягкий плед и белый, пронизывающий свет в коридоре, зале, кухне. Давящие стены, блестящие украшения на столике у зеркала, накрахмаленные полотенца в ванной и яркие тени на веках. Моё отражение в ровной зеркальной глади, совершенство запахов, которыми пропитана кожа и ещё три пальца виски в бокал к подтаявшему льду.
Мой менеджер говорит, что я – умница. Моя мама называет меня своей маленькой принцессой, которой повезло найти свою сказку. Алик зовёт меня сукой, а жёлтая пресса пишет скандалы, выдавленные из пальца по капле. Наверное, мне просто пора повзрослеть.
Мобильный телефон вибрирует на столе, приветливо мигая огоньком, а интерес превыше принципов.
«Ты не передумала?» - коротко, без иных слов.
Знаете, а ведь я уже даже не помню, когда этот человек последний раз говорил, что любит меня. Полгода назад я слышала об этом каждый день, и мне стало скучно. Он это понял, но не учёл одного – непостоянство это такая же нормальная для меня вещь, как свежесваренный кофе по утрам в постель.
Если бы Алик задал мне этот вопрос в лицо, я бы молча указала ему на дверь. Поэтому сейчас я медленно закрываю крышку телефона, пряча его за подушками на диване. Может быть, это не самое верное решение, но моё упрямство – отличительная черта характера.
Алкоголь с дождём ведёт неравную борьбу, в которой, увы, проигрывает первый. Виски заканчивается слишком быстро, а дождевые капли лишь учащаются, становясь тяжёлыми, и гулко бьют по карнизу.
Мама, мамочка, я хочу домой. Ведь я в сущности всё та же маленькая девочка, которая обещала тебе не плакать, но не сдержала своего обещания. Мама, мамочка, твоя дочка, твоя маленькая принцесса – обманщица и дрянная девчонка со вкусом соли на губах. Мама, мамочка, я хочу домой…
И пока над Манхэттеном густые тучи, пока город теряется в сером дожде, у меня над ухом дышит Тот, Кто приходит в такие ночи. И, может быть, мы сможем подружиться с ним, как только на дне бутылки из толстого стекла не останется ни капли.
Так тихо, что хочется петь. И завтра я поменяю замки в свою квартиру. Может быть.
Улыбнись, Стефани! Улыбнись своему отражению с серыми дорожками туши по щекам. Сядь поудобнее на мягком ковре, забрызганным виски, протяни руку, дотронься до зеркала и улыбнись. В жизни может быть что-то страшнее, чем Тот, Кто приходит с дождём. Ведь ты всё равно – маленькая принцесса в своём ярком королевстве, любимая и единственная.
Я включаю свет во всей квартире, я растираю косметику по лицу, путаюсь пальцами в волосах и улыбаюсь. Ведь даже у хороших девочек могут быть свои секреты и тайны, и совершенно не важно, что в моменты их создания хорошие девочки становились обманщицами.
За окном протяжно воет полицейская сирена, и кубики льда плавятся в пустом бокале на краю стола.
Часть вторая.
- Ставки сделаны. Ставок больше нет!
Энди, так зовут моего менеджера, трагично морщит лоб, следя за ловкими движениями рук крупье. Энди заранее знает, что последняя его ставка – проигрышна на все сто процентов, но он на столько упрям, что пытается доказать Фортуне, а заодно и всем окружающим, что даже при таком раскладе игры можно выйти победителем.
Вообще-то Энди очень неплохой парень. Общительный и в меру тактичный, а ещё, вы знаете, он очень удачно всегда спасает положение. У Энди есть черта – сглаживать все неприятности, находя к людям такой подход, что выйти сухим из воды – возможно. Наверное, за это я и люблю этого человека. А ещё, по совместительству или волею судеб, Энди мой хороший советчик и близкий друг. Близкий на столько, на сколько могут быть близкими друзьями мужчина и женщина не доводя дело до постели. Ведь всем известно, что дружба между мужчиной и женщиной перестаёт существовать, как только наступает ночь. Но, поверьте, просто поверьте мне на слово, это – не наш случай.
Знали бы вы только, сколько раз именно Энди выслушивал мои причитания и всхлипы в телефонную трубку в тёмные осенние вечера или «отрезвлял» в те моменты, когда стоило бы заткнуть рот! Бесчисленное количество раз.
И, пожалуй, именно статус друга заставляет меня сейчас сидеть тут, в прокуренном и душном зале казино, скучающе наблюдая за всеми игроками, чопорными и надменными, считающими себя королями мира хотя бы в стенах игорного дома. За всем рабочим, обслуживающим персоналом, за этими молодыми, подтянутыми парнями за игральными столами, за девушками, разносящими напитки и закуски, с точностью помнящими каждого посетителя, за суровыми на вид, но добрыми внутри, как это принято, охранниками на входе в казино.
В конце концов, лучше я проведу вечер здесь, наблюдая, как Энди методично спускает все свои наличные на рулетку, чем буду дикой кошкой метаться в четырёх стенах, поминутно выглядывая в окно, всматриваясь то в темнеющее небо, плотно затянутое тучами, то изучая взглядом слабо освещённую улицу, со страхом ожидая, что из-за поворота покажется знакомая фигура.
А вы знаете, ведь после того вечера, пропитанного виски и грязными словами, Алик больше не появлялся. Прошла уже неделя, а от него ни звонка, ни слова. В глубине души я радуюсь этому как ребёнок, но эта радость меркнет на фоне задетой гордости, рядом с негодующей самооценкой, которую, кажется, опустили с головой в грязную лужу.
- Десять красное. Мои поздравления, сэр.
Крупье жмёт руку, но не Энди. Это такой ожидаемый финал, что мне вновь становится тошно от всего происходящего.
Уже неделю, сама того не признавая, я откровенно жду телефонного звонка. И каждый раз бросаюсь к аппарату, словно он – моё последнее спасение в этом грешном мире. Если бы Алик позвонил, если бы он появился на пороге моей квартиры, он непременно бы получил мало приятный ответ или был бы выгнан прочь с клятвенным обещанием вызвать полицию, если он ещё раз сунется не на свою территорию. Только вот… только вот я бы никогда в жизни обещанную полицию не вызвала бы, ровно так же, как не поменяла номер телефона или замки входной двери.
Дурная привычка ждать чего-то, а потом воротить нос, притворно причитая, что мне это никогда и не было нужно.
Но Алик оказался умнее, чем я могла ожидать. Я была уверена, что он, с завидной настойчивостью и не менее завидным упорством, продолжит бегать за мной.
Ведь я же его принцесса, пусть и долбанная сука по совместительству! Ведь это же я его девочка, его милая девочка… которую он так часто называл шлюхой и которую так часто унижал…
И у меня просто не укладывается в голове, как он может жить своей ёбаной жизнью, когда в ней нет меня! Давайте, объясните мне это! Ведь, может быть, я слишком глупа, чтоб понять такие простые вещи как «жизнь Алика» и «жизнь Алика без меня».
Ещё в средней школе я неловко запиралась в своей комнате, исписывая страницы бумажного дневника дрожащим почерком, и проклинала про себя мальчика, который в тот момент гулял у меня под окнами с моей лучшей подругой. Хотя, конечно, статус лучшей подруги обнулялся в такие моменты сразу и без права восстановления. Я злилась на весь мир, а мама за ужином говорила мне, что я слишком жестоко поступаю со своими молодыми ухажёрами, и мне будет тяжело в жизни. Ах, мамочка, если бы ты только знала, что ты напророчила своей любимой дочке! Если бы ты только знала…
Энди подходит, какой-то неуверенной походкой, и так же неуверенно закуривает свои крепки сигареты с тяжёлым запахом каких-то тропических фруктов. Он садится рядом со мной, безынициативно глядя перед собой. Жалкое зрелище, очень жалкое.
Перекидываю ногу на ногу, чуть раздражённо постукивая ногтями по своему колену, и кошусь на него. В такой ситуации людям принято что-то говорить, подбадривать их хотя бы, но у меня слова не идут, а тащить их силком мне совершенно не хочется. Вот так мы и сидим: Энди курит свои сигареты, отказываясь от предложения милой официантки принести что-нибудь выпить, я – притаптываю каблуками мягкий красный ворс ковра, кусая губы и следя за ловкими руками крупье за столиком, за которым чуть ранее Энди спустил свой месячный заработок.
Если бы я не была такой гордой, то, наверное, уже бы сама позвонила Алику, попросила его приехать или назначила бы встречу в ближайшем кафе. Он бы обязательно приехал или пришёл, как когда-то принеся с собой букет алых роз, я бы улыбнулась ему, бросив короткое «прости» и всё бы встало на круги своя. Вечерами он бы срывался на мне, я бы молча улыбалась, а ночами бы он оставался у меня и я бы теряла голову от его жаркого шёпота, от слов про любовь и от настойчивых поцелуев, от которых непременно перехватывает дыхание и дрожат кончики пальцев.
Но я никогда не сделаю этого. Я – женщина, а женщина не должна сама делать первый шаг. В конце концов, моей вины здесь нет. Он сам выбрал этот путь… Но всё-таки, как же… как же он может спокойно жить, когда он занимает двадцать процентов моих мыслей каждый день?!
- Пойдём, Стеф, я вызову такси…
Энди неожиданно поднимается с дивана, нервно туша окурок. Он раздражён и по лицу заметно всё негодование от сегодняшнего вечера. Я почти на сто процентов уверена, что окажись он дома, он накачает своё тело бурбоном или травкой и до утра будет кричать в окно, в темноту дремлющего Нью-Йорка о том, что все вокруг козлы.
Наверное, сейчас вам интересно, почему с моей стороны нет никакой реакции на это броское «Стеф» в мой адрес? Я честно отвечу – я не знаю. В обычных ситуациях я стараюсь забыть то, как же меня зовут на самом деле и заставить забыть об этом всех окружающих людей. Но сегодня ситуация совсем необычна. Хотя бы потому, что сам Энди крайне редко позволяет себе так обращаться ко мне. И внутренне я ощущаю, я почти понимаю наверняка, что не время сейчас отдёргивать дорогого менеджера.
Мы выходим на улицу, Энди вызывает такси, я поправляю меховой ворот куртки, щурясь от яркого неонового света огней. После душного помещения, даже воздух Нью-Йорка, пропитанный смогом, кажется свежим.
Пожалуй, не стоит вам говорить, что Нью-Йорк это ни разу не золотая мечта, к осуществлению которой должен стремиться каждый. Вы и так сами об этом знаете прекрасно. Но уж лучше я подумаю о грязном асфальте, вечных пробках на дорогах и серых линиях проводов, разрезающих небо, чем уже сейчас мысленно окажусь в пустой и холодной квартире.
После одиннадцати вечера Нью-Йорк дышит через раз. Город подмигивает прохожим своими неоновыми вывесками и дышит, дышит через раз…
Машины вяло ползут по центру, ослепляя дальним светом фар, и гулко сигналят на светофорах. Пешеходы похожи на чёрных муравьёв: они сбегают вниз, в подземку по ступеням, вприпрыжку, спеша домой, или выбегают из метро и жмутся у наземных переходов, взглядом подгоняя ленивые цвета на светофорах. Прохожие суетливо смотрят на часы, орут о чём-то в свои навороченные мобильные телефоны или пугливо прячут руки в карманах пальто и курток, подняв вороты и смотря себе под ноги.
Откуда-то с неба капает неприятная морось, от которой у меня леденеют пальцы. Только бы ночью не было дождя…
Мрачный, скучный город. Нью-Йорк прячется за яркими лучами, цветными подсветками, вереницами дорогих бутиков и за отполированными поверхностями стёкол витрин. Таким образом город старается скрыть грязь водосточных труб, крыс, что роются в каждой помойке в тёмных дворах, бездомных и нищих, скитающихся по улицам и оставляющих после себя невидимые следы на асфальте, убийц и наркоманов, дешёвых шлюх и привокзальных собак, что больше похожи на озверевших в конец диких волков. Нью-Йорк блещет единицами ярких звёздочек и звёзд, свет которых так часто теряется за всей этой совсем не праздничной мишурой.
И одной из таких звёзд пришлось стать мне. Но ведь звезда Манхэттена, маленькая принцесса своего персонального сказочного мира – это звучит… гордо?
Энди садится следом за мной в подошедшее такси, механически называя адрес моего дома, и вновь смотрит в одну точку. Он крепко сцепляет пальцы в замок, и кажется, что даже не дышит.
А эта гадкая морось бьёт по стёклам машины, размывая картинку за окном, и я просто теряюсь во времени и пространстве. На утро запланировано очередное интервью, на вечер – очередной приём где-то там, я даже не помню названия места и уж тем более причину его проведения.
Любая нормальная девчонка позавидовала бы такой жизни. И каждый второй человек на планете радовался бы, имея людей, которые за тебя решат, как и где тебе провести следующий день, чем или кем скрасить грядущий вечер. Я не устала от этого, но вся такая жизнь начинает вызывать во мне стойкое чувство отвращения к действительности. Я свободна, но так часто не ощущаю этой свободы. Я счастлива, но столь часто я не чувствую крыльев за спиной.
- Алик не звонил?
Морось за окном всё чётче приобретает очертания мелкого, холодного дождя, а прохожие на мокрых улицах под своими огромными зонтами похожи на грибы-переростки. Почему каждая осень так похожа на предыдущую?
- Что? Этот сукин сын?! – Я смеюсь, а таксист морщится, смотря в зеркало заднего вида, пока машина стоит на светофоре. В его глазах я успеваю уловить нотки удивления напополам с заинтересованностью. Но это вновь так скучно…
- Прости, я забыл, что ты его теперь так зовёшь. – Энди безрадостно усмехается и всё-таки делает мне одолжение – поднимает взгляд, как-то очень пристально вглядываясь в моё лицо.
- Прощаю. На первый раз.
Мне не хочется отвечать на его вопрос. Мне не хочется отдавать ещё один процент мыслей этому ублюдку, который, кажется, так и не понял, какое сокровище он потерял.
- Ну?
- Нет. И, знаешь, я вот что тебе скажу – срать я хотела на этого мудака. Понимаешь? С-Р-А-Т-Ь!
- Ох, Стефани… - Энди морщиться, приглаживая свои светлые волосы, и откидывается на спинку сидения, смотря за окно. – Ты пойми, дурёха, ты сейчас сама себе врёшь…
- Не называй меня так. – Ответ звучит почти как мантра, табу. И это вызывает жидкий смешок со стороны менеджера.
- Ок. Гага, может быть, хватит вам играть в плохого мальчика и дрянную девчонку? Почему же… - он вздыхает и тише продолжает, - почему же вы не можете жить как нормальные люди?
- Наверное, потому, что мы – не нормальные? – Улыбаюсь, нервно теребя пуговицу на куртке.
Машина резко тормозит у моего дома, и я с опаской смотрю за окно. Темно и сыро, и где-то в этих тонких линиях дождевой воды прячется Кто-то. Он ещё мутный, невидимый, почти неощущаемый, но я знаю, что он где-то здесь, совсем рядом… Ещё секунда, минута, час и я буду слышать его дыхание…
- Ну что ж… До завтра?
Сейчас я удивлена больше, чем вы. Ведь я была уверена, что так просто Энди не закончит беседу. Ведь я почти ждала, что он скажет ещё что-то. Что-то такое, что могло бы на малую часть уничтожить мою гордость. Или же предложит проехаться до ближайшего клуба и с достоинством, на мои же деньги, отметить его крутое поражение в казино. Но Энди сейчас лишь мило улыбается мне, кивнув в сторону дома.
- До завтра. – Сухо отвечаю ему и, гордо выпрямив спину, выхожу под этот мелкий, противный, проникающий под тонкую кожу на запястьях, дождь.
Машина с визгом срывается с места, как только за мной хлопает дверь, и выбивает из-под колёс капли грязной воды с асфальта.
Гулкое эхо стука каблуков по асфальту. Мокрая чёлка и замёрзшие руки. Это всё, что сейчас есть у меня. Тонкие ключи, металлом жгущие ладони, растрёпанный ворс меха на вороте куртки и пустой, светлый подъезд дома. А Кто-то дышит за спиной, разгоняя по венам жгучий мороз. И нестерпимо кружится голова от собственной слабости. Но маленькая принцесса Манхэттена никогда не сдаётся. И уж тем более мыслям о такой скотине, как Алик. Вы… вы знали это?
А Нью-Йорк дышит, дышит через раз…
Часть третья.
- Что это?
- Счета.
- Я вижу. И что?
- Ты цифру видишь?!
- Пффф…
Энди сдавленно хихикает у меня за спиной, безынициативно забирая листы с цифрами.
Многие, нет, каждый второй считает, что я слишком легкомысленна. Хотя бы в том, что спускаю целые состояния на костюмы, шоу, декорации. Скажите, а вы тоже так считаете? Но… но ведь послушайте! Послушайте меня… Декорации, само шоу – это ведь моя визитная карточка. Всё должно быть идеально, продумано до мельчайших деталей и в соответствии с уровнем. А, как известно, с каждым разом планка становится всё выше и нельзя, ни в коем случае нельзя уступать. Костюмы, в свою очередь, визитная карточка моей личности. Так с какой стати я должна экономить на самой себе? Что? У вас нет новых доводов? Я так и знала.
Молоденькая девушка, заведующая финансовой частью организации, ходит передо мной маятником, что-то недовольно бурча себе под нос. Она приводит какие-то доводы, о чём-то говорит с очень серьёзным видом, но я почти не фокусирую на ней своё внимание. Мне просто не интересно всё это. Я уже сто раз слышала о том, что поступаю безрассудно. В сто первый вникать в это мне не хочется.
Энди чиркает зажигалкой у меня за спиной и по помещению тут же разливается тянущий запах тропических сигарет. Дым танцует, бликуя в холодном свете осеннего солнца, нещадно бьющего в идеально чистые стёкла офиса. Энди что-то отвечает девушке, но его я тоже слушаю в пол-уха, скользя взглядом по тяжёлой, тёмной ткани делового костюма на девушке. Ткань скрывает её фигуру на столько умело, что мне по-детски становится обидно.
Наверное, стоит вам рассказать, кто она такая. Её зовут Кристин и она всего лишь на полгода старше меня. Вы не поверите, но мы учились с ней в одной школе, в одном классе, чуть ли не за одной партой сидели. Со времён детства у меня язык не поворачивается назвать кого-то из школьной компании близким или просто хорошим другом. Кристин ни разу не исключение, просто она умненькая девочка, а со своими людьми работать приятнее.
Кристин никогда не стремилась работать в сфере шоу-бизнеса и уж тем более не претендовала на какую-то ведущую роль в обществе. Она на столько привыкла довольствоваться вторым планом с раннего детства, что иначе себя просто никогда и не видела. Взрослея в тени своей старшей сестры, она потихоньку создавала свой идеал мира, который, правда, изо дня в день я разрушаю с завидным успехом.
Нет, вы не подумайте только, что меня это забавит или мне хочется задеть лишний раз девушку. Это вовсе не так и получается неосознанно. Просто ценности у нас с ней разные, как и взгляды на мир и проблемы…
После окончания старшей школы, эта белокурая девушка со светлыми, чистыми голубыми глазами, которые всегда вызывали во мне нескрываемую зависть и не менее сильный восторг, волею случая продолжала идти по жизни рядом со мной. Если меня кто-нибудь спросит сейчас, как так получилось, я вряд ли смогу дать хоть более-менее вменяемый ответ. Просто каждый раз, когда мне была нужна помощь, а рядом не было никого, она поддерживала. Кристин появлялась словно по взмаху волшебной палочки и проводила сутки со мной. Учась на финансовой кафедре одного из Нью-йоркских университетов, постепенно она стала помогать мне разобраться в этих кучах счетов и пытаться хоть как-то планировать свою финансовую независимость. Девушка, всегда склонная к здравым решениям и ищущая альтернативу в любой сложной ситуации, очень удачно стала моей противоположностью. И Энди ни раз говорил, что без неё я бы уже стала банкротом. Что ж, может быть, он и прав, но сил и доводов у Кристин не хватает никогда. Поэтому я продолжаю оставаться неразумной девчонкой, привыкшей тратить деньги как мне самой того хочется, не думая о том, что получится в итоге.
- Стеф, ты нас вообще слышишь?
- Что? – Растерянно поднимаю взгляд, замечая на своих коленях тонкие полосочки бумаги.
Привычка, пришедшая из детства. Впадая в состояние задумчивости, я на подсознательном уровне нуждаюсь в том, чтоб руки были чем-то заняты. Поэтому не раз я, ругая саму себя, собирала по всей квартире порванные листы бумаги.
- Даже Энди меня поддерживает. – Кристин говорит таким тоном, смотря на меня сверху вниз, что я невольно понимаю – упустила что-то важное. И, судя по тому, как серьёзно смотрит на меня блондинка, нервно убирая за ухо волнистый светлый локон, повторять всё заново она не собирается.
- Мало ли, что Энди… И вообще… - Морщусь, поднимаясь с кресла и подходя с окну, чувствуя, как за мной наблюдают.
Сегодня день – не похожий на все прошлые.
Всю неделю шёл дождь, то мелкой рябью на стёклах, то обрушивался на промокший до нитки Нью-Йорк ледяной волной с солёным ветром с океана.
И все эти дни я терялась, добровольно терялась в этом дожде. Я запретила себе думать о ком-то, кроме себя.
Почти не спав ночами, на утро я чувствовала себя разбитой и пачками глотала обезболивающие. Энди злился, кусал ногти, но не мог ничего поделать, безропотно принося мне из аптеки новую порцию таблеток.
Этот затянувшийся дождь, эта серость вдоль улиц, домов, холодный ветер, развивающий полы пальто и до боли дёргающий пряди волос, ватное небо, грязный асфальт… мои мысли, горячий чай и задёрнутые зеркала в квартире, которая пропиталась запахом табака… всё это так похоже на опасную депрессию, которая только-только набирает обороты. Депрессия и Тот, Кто приходит с дождём, они – дышат. Я – нет.
А сегодня над Нью-Йорком – солнце и где-то в груди зарождается обманчивое ощущение, что всё будет хорошо.
- Ну что? Что вообще?!
Голос Кристин звенит под потолком, и я вздрагиваю от хлопка папок о стол.
Энди со вздохом фыркает себе под нос. Я знаю, ему – всё равно. Ему плевать, потрачу я сто баксов или целое состояние на своё шоу. Его основная забота - сделать так, чтоб я улыбалась. Основная забота Кристин – приложить все усилия, чтоб мы не стали банкротами.
Нет, я знаю, что шоу не окупаются. Я понимаю, я не на столько глупа, что поднимать цену на билеты просто нельзя, иначе всё пойдёт крахом. Но… не могу я! Слышите?! Не могу я выходить на пустую сцену! И не кричите мне в лицо, что я – утрирую! Это не так… Люди приходят не только для того, чтоб услышать мой голос или увидеть одну меня. Люди ждут красочного шоу, запоминающегося, чтоб о нём можно было говорить ещё неделю после завершения. А я… я не имею права обмануть их ожидания.
Принцессы не могут разочаровывать, лгать своим подданным. Иначе совсем скоро те, кто преданными глазами смотрел на тебя, из верных псов превратятся в озлобленных волков и первые перегрызут тебе горло. Я не хочу такой участи.
- Крис, разговор окончен.
Я вижу как дрожат её губы, как она одними глазами просит меня одуматься. Если бы несколько секунд назад я не вложила бы в короткую фразу всё своё упрямство… Но я не умею, вы же знаете, не умею отступать от принятых решений.
Робкий стук в дверь как будто бы разряжает обстановку в офисе, где воздух практически испускает электрические разряды, которые в свете солнца способны ослепить. Кристин пересекает комнату, услужливо приоткрывая дверь, как-то неуклюже отдёрнув полы пиджака. В дверь просовывается голова одного из работников этого громадного помещения, и сальная улыбочка на его губах вызывает у меня приступ отвращения и тошноты.
Резко оборачиваюсь обратно к окну и провожу по стеклу пальцами, едва касаясь гладкой поверхности.
Там, внизу – живёт город. Пульсирует, разливаясь машинным потоком в каменном лабиринте домов. Искрится цветными вывесками, говорит миллионами голосов и интонаций. Нью-Йорк купается в лучах солнца, и я с удивлением ловлю себя на мысли, что сейчас мне очень хочется в парк. Подальше от этого душного офиса, подальше от нервной Кристин, от Энди, что продолжает курить свои тяжёлые сигареты, подальше от самой себя.
- Леди, там Вас на пропускной спрашивают…
Сильный порыв ветра бросает в стекло обрывок газеты, который с секунду находится у меня перед глазами, и я почти жалею, что не успеваю прочитать текст на нём.
- Кто?
Белая вата облаков на лазурном небе становится гуще, тяжелея с каждой минутой.
- Не знаю. Молодой человек.
Реальность обманчивая. Ничерта не поменялось. И сегодня вновь будет дождь.
Мне хватает ровно секунды, чтоб понять, кто меня ждёт.
Как всегда до боли прямая спина и спрятанные руки в карманах куртки. Как всегда безупречно уложенные тёмные волосы и глаза с усмешкой, что следят за каждым моим шагом. И чем ближе я подхожу, тем отчётливее мне кажется, что во всём здании жизнь – остановилась, нет ни звуков, ни людей.
- Ле-е-еди-и-и. – С прищуром тянет Алик, улыбаясь как всегда безупрёчной улыбкой.
Именно таким я увидела его первый раз. И сейчас на меня разом сваливаются бурлящим потоком все воспоминания, чувства и мысли, что я так отчаянно пыталась скрыть осенним дождём.
- Если ты пришёл в очередной раз сказать мне о том, как я дрянь и стерва, прошу тебя – побереги моё и своё время. Я выучила уже наизусть все твои фразы и…
- Я скучал.
Он затыкает меня так некультурно, что я теряю дар речи. Он говорит сейчас то, чего я меньше всего ожидала, обезоруживая, выбивая одним ударом весь воздух из груди.
- Я скучал, слышишь?
Алик улыбается, протягивая ко мне руку. Такой желанный и такой свой. А земля как нарочно решает поменять ход своего движения, уходя у меня из-под ног.
- Пошёл к чёрту. – Слова рвутся с губ раньше, чем я успеваю понять, чего хочу на самом деле.
Я так часто прокручивала в голове тот момент, когда мы вновь встретимся с Аликом. Нет, ни разу я не сомневалась, что он объявиться вновь. Я так долго строила свой монолог, и представляла, как всё закончится… но вся эта подготовка сейчас летит под откос, и я словно забываю, что есть в мире иные слова, кроме «пошёл к чёрту» и «я тебя ненавижу».
Алик меняется в лице, его глаза вновь становятся чёрными, прожигающими насквозь.
Нет, мне не страшно. Я не боюсь этого человека, только сердце само собой начинает стучать чаще.
А за огромным окном холла щёлкают яркие вспышки фотоаппаратов.
- Стеф! Одумайся!
- Я сказала, пошёл к чёрту! И не называй меня так, ублюдок! Видеть тебя не могу и не желаю, ты понял?! Да кто ты вообще такой, чтоб я сейчас разговаривала с тобой, чтоб верила тебе?!
Звонкая пощёчина заставляет меня замолчать, ошарашено смотря на Алика. Он злиться, упрямо поджав губы, а я чувствую, как горит кожа на щеке и меня почти ослепляют вспышки фотоаппаратов за окном. Дурак, что же ты наделал?..
- Ты рехнулся?! Ты что себе позволяешь? Мразь! Ненавижу! Да будь ты проклят!
Мне хватает доли секунды, чтоб налететь на него, не отдавая себе отчёта в действиях. Он что-то кричит мне в ответ, он ловит мои руки, до боли сжимая запястья, а я всё слышу, как щёлкаю фотоаппараты. И каждая вспышка пронзает убийственным светом моё персональное королевство, уничтожая мою сказку.
Я кричу что-то ему в ответ, я уже сейчас знаю, что не вспомню ни слова через какой-нибудь час, но сейчас не имеет значения ничего, кроме моих ногтей, царапающих его кожу, кроме слёз, что так отчаянно обжигают глаза. И мне не хватает воздуха, я просто не могу сделать один лишний, короткий вдох.
Двое охранников подбегают к нам, как собак растаскивая по углам. Я вижу на лестнице Энди, который в ту же секунду бросается ко мне, а вспышки фотоаппаратов продолжают ослеплять.
Алика выводят из помещения, я успеваю заметить, как неуклюже он вытирает кровь с расцарапанной щеки. И всё как в замедленной съёмке, как в немом кино.
Энди подбегает ко мне уже тогда, когда я сижу на коленях на холодном каменном полу, закрываясь руками от назойливых взглядов прессы, до боли кусая губы, чувствуя, как меня всю трясёт. Энди что-то говорит, поднимая меня на ноги и держа как тряпичную куклу. У меня кружится голова и пересохло в горле. А маленькая девочка внутри меня надрывается от слёз, оглушённая этими вспышками и громом сводов рухнувшего королевства.
Энди обнимает меня, показывая фак в адрес прессы, и я утыкаюсь ему в шею, беззвучно всхлипывая. Маленькая принцесса Манхэттена вновь всего лишь глупая, слабая девочка, что не может совладать сама с собой.
А холодное осеннее солнце заливает холл, и небо словно смеётся надо мной, сгущая на горизонте тяжёлые облака. Даже у самой прекрасной сказки может быть слишком страшный конец, Стеф, запомни это…
09/01/2010 - 17/01/2010
@темы: Рейтинг R, Рейтинг PG-15, Гет, Фанфики
относительно сомнительный намёк на продолжение есть, у меня в дайри (fanfiction, там отдельный раздел по Гаге)